искать и находить в развалинах слова, то, что осталось в них, произнести осталось: от лисичанска часть, треть в имени славянск, да половина, слава богу, от полтавы

от сколково осколки, от москвы — фрегат, который сбился с курска и пошёл маршрутом на х: в херсон, в ходессу, хоть в халининград, поскольку х — везде (не z, но тоже круто!)

разбомбленный словарь — добыча воронья, в кружке последней ю в «люблю» зияет рана, ведь я — о, ё-моё! — моё живое я, как клара, у которой выкрал карл кораллы

все буквы умерли и нечего сказать — лишь кариес во рту да тишина музея, и оттого «россия-чемодан-вокзал» беззвучней, чем «россия-лета-лорелея»

я утром был убит одним из лучших дронов, увы, но лучше выдумать не мог уже: как хороши, как свежи были рододендроны, а анемоны даже были посвежей

стоял июнь в моём последнем воскресенье, и паутину перед взрывом сплёл паук, всё было так: сплетенья ног, судьбы сплетенья! как предсказал поэт и мне — сплетенья рук

я в этот миг был далеко от украины, но смерть летала в общем небе голубом: — мы все, оглядываясь, видим лишь руины, — как мне сказал перед таверной старый бомж

изба горела вместе с женщиной с младенцем, пока коврово дрон округу покрывал, — вполне возможно, потому что в раннем детстве я рыбий жир не пил и не любил овал

тимур с командой плыл в колхиду самотёком, когда читал я в первом классе «филиппок», со школы веря, что спасёт всех дядя стёпа и добрый доктор по фамилии будьспок!

теперь убит, и больше ни к чему рыданья: мы все уже на берегу морском с утра — и смерти брат уйдёт со мной в такие дали, где адекватна будет жизнь моя сестра

как мунди, глория проходит сик — какое время, таковы и карты: пространство отсырело и висит несвежей шторкой на окне плацкарта

пока полгода тянется зима, да над днепром то град, то ми-17 — кому грозит тюрьма, кому сума, но нациям не грех объединяться

закрыт киоск газетный на ремонт, беда одна, представь, ушла на базу: эсминцы бороздят эвксинский понт, неся свободу, мир и чистый разум

войди один раз в реку, и в реку — второй, коль удареньем овладеешь со страшной силой: всё дано быку, раз он из (ю)питера и с кучей денег

мне снился босх, и босс, и босса зам — в колокола всю ночь звонил мобильник: с тех пор москва не верила в сезам, как натовцы лжедмитрия убили

он скрылся в соцстепях, не выходя на связь, он пил кумыс и ел котлеты, в нём было всё готово для вождя — вот и того, лжедмитрия, за это

всё пух имперья! программист-вестгот заносит в пайтоне финал кочевий: «оковы пали! что ещё падёт?» — конец истории напишут черви

нам не дано постичь, как повезло одной стране, где всем рулит владыка — не только всем смертям, но и назло оон: без продыха и без продыха

всё, что надёжно вписалось и прямо, взгляд успокаивает; в панораму — катет, коль горизонтально лежит: гипотенузой в открытую рану лезвие входит, хоть ты ещё жив

взрыв, словно пенделя дал стеклотаре: «то, что банально, — внесла ханна арендт в свой ежедневник, — известное зло! если народ c честью нации в паре, значит, народу вконец повезло»

жизнь — вещь вовне, но парящая плавно, вроде несбитого аэроплана, как лёша парщиков видел во сне, сон добавляя от пола целана: смерть дирижабля в кипящем огне

что-то её отличает от яви — вход за пятак и немаркие хляби, с мёртвыми пир, да любовь, да совет… там соловью подражает алябьев и посвящает петрарке сонет

«чем бы не тешилось, лишь бы не ветер, — определял в разговоре канетти что есть в условиях рейха дитя, — власть — это масса почти на две трети, и лишь на треть — вечный фейк в новостях»

не навреди! — осторожно взяв скальпель, снять по привычке дорожные скальпы: «путь, — утверждал пред войной беньямин, — это с собой диалоги по скайпу, весь между прошлым и будущим миг»

«быть всё же лучше! не быть — некрасиво, — в чём был уверен юкио мисима — вождь всех племён и мудрец тех времён, — мир — это войны за инфинитивы, если артикль нам не определён»

«мы дурака под одеждой валяем!» — с подиума утверждал келвин кляйн, сразу под модный попав артобстрел; «я не встречал тех, кто был бы вменяем», — в рифму медбрат прошептал медсестре

нефть дорожает, киснет молоко, смерть, как и жизнь, тебе даётся даром: шрифт брайля дети выучат легко, и внуки наши будут верить в дао

всех даун телезрителей спасёт в финале сериала про фашистов! сегодня бог душевнее, чем чёрт вчера, а завтра — чем душа душистей

фаустпатрон так гёте сочинил, чтоб в тексте было не найти вердикта — зачем её садистки расчленил орфей, когда спустился к эвре дикой

канада ближе, дальше всех луна — ковид к ней подобрался незаметно, сеть кратеров оставила война, всё довершит крылатая комета

где в огороде бузина, с тех мест до дядьки в киеве — полжизни цугом, плюс жизнь взаймы, железный минус крест за то, что так вот всё сложилось, сука!

воздеты к небу зелёные деревьев рукава, видна дорога, как на расстрел рассветный путь к оврагу: усталый путник, людей за ним бредущих караван идут на запад, где им чужие страны, вроде, рады

как пилигримы, проходят мимо капищ, городов, погостов мимо — им солнце слепит, ветер с ног сбивает, о чём-то шепчут и дневники ведут в формате док, едва живые свидетели, какой война бывает

теперь всё мимо! уют домашний, служба, отпуска… в грядущем пусто: жизнь — это то, что в прошлое сложилось; ведёт дорога, живых и мертвых, вверх, за облака — земля, похоже, считает через одного, транжира

они проходят, времён не замечая, мимо смен руин, пейзажей, погод и пагод, сцен и декораций: путь бесконечен — за шагом шаг, и ничего взамен, ну, разве только способность не стоять, не прерываться

и где-то фоном места для подвига, взрыв в сотни солнц! судьба мгновенна — без права на оазис путь длиннее: чернобыль, сумы, одесса, буча, черновцы, херсон… букет названий, как будто флора из трудов линнея

пока зима не наступила, пока июнь не сдан в спецхран — поверь, без по-, в земные силы, от похорон отняв — харон

наклеив стикер not stay here, нажми на газ, набрось ремень: смерть — что-то типа ностальгии, из жизни выжатый лимон

езжай на самый средний запад: чем дальше в лес, тем глубже тыл! тьма окружает тихой сапой — так закалялась азовсталь

определённых здесь артиклей и неопределённых мир, а там — война, не сапой тихой вселенский наступает мор

пространство там по трупам мчится, кровь временем все дни течёт, а здесь добавишь к пиву чипсы и, цепенея, входишь в чат

в тылу узнаешь простодушно, кого унёс военный день, но стиснешь ночью так подушку, как будто выжил ты один