Стихотворения английских и американских поэтов о Второй мировой войне в переводах Яна Пробштейна
Х. Д. (Хильда Дулитл, 1886–1961)
Хильда Дулитл (Х. Д.), для которой Эзра Паунд придумал и литературный псевдоним, и «домашнее имя» Дриада (лесная нимфа, покровительница деревьев), родилась в городке Вифлеем (Бетлехем), в Пенсильвании. Мать Хильды Хелен (урожденная Уолле) состояла в моравской церкви, преподавала музыку и живопись в Моравской семинарии, где училась и Хильда, а ее отец был профессором астрономии. Х. Д. стояла у истоков имажизма наряду с Эзрой Паундом, Ричардом Олдингтоном и Ф. С. Флинтом. Она была своеобразным образом имажизма — высокая, статная, водившая знакомство почти со всеми знаковыми фигурами своего времени, в 1933 г. читавшая стихи перед будущей королевой Елизаветой II. Поэзия ее, с одной стороны, следовала канонам имажизма, с другой — глубоко коренилась в античности, и особенно — эллинистической традиции. Вместе с тем ее поэзия полна и феминистических мотивов — не случайно Х. Д. «вновь открыли» в 1970-х, на волне набиравшего силу феминизма. Более поздние ее книги эзотеричны, в частности триптих «Трилогия» — три поэмы, посвященные Второй мировой войне, блицкригу и бомбардировке Лондона, которые многие сравнивают с «Четырьмя квартетами» Т. С. Элиота.
I. Из поэмы «Не падают стены»
Посвящается Брайхер
*Карнаку 1923
Из Лондона 1943*
[1]
Происшествие здесь и там тоже со старой городской площади твоей (и моей) ограды исчезли (пошли на оружье)
бесцветны мглистая серость и мгла, но куриц, заяц и Луксора пчела к неизменной цели стремятся все же
среди зелени, розово-алого, ляписа продолжают провозглашать из каменного папируса:
там, как и здесь, руина раскрыла гробницу, храм; войди туда, как сюда, где нет дверей:
алтарь лежит, небу открыт, падает дождь там и здесь зыблется песок, но выстояла вечность:
повсюду дождь, но так же, как рухнувшая крыша вскрывает запертую комнату, /запечатанную
так сквозь наше запустенье/ разоренье зашевелились мысли, прорастает в нас сквозь мрак вдохновенье:
неосознанно возглашает Присутствие Дух; дрожь охватывает нас, как древле Самуила,
дрожа на знакомом перекрестке, мы не знаем, кто мы, не известны другим, Пифийские пророчества — мы переходим
в другой подвал, к другой расщепленной стене, где убогая утварь смотрится как раритеты в музее;
нас ничему не научат Помпеи, — нам известно вулкана шипенье, ужасной лавы медленное струенье,
давленье на сердце, легкие, мозг, готовые взорваться в хрупком сосуде (сколько может выдержать череп!):
над нами — Апокрифический огонь, под нами — шатается земля, оседает пол, наклоняется мостовая,
где катаются люди, пьяны от нового ошеломленья, колдовства, чертовщины, —
не создан был каркас для такого шока с ужасом вкупе, но выдерживает все же костяк—
плоть? расплавилась она, сердце сгорело, мертвый уголек, сухожилия, мышцы порваны, оболочка расчленена
но держится костяк: мы прошли огонь — нам интересно: кто спас нас? зачем?
[2]
Зло хозяйничало на земле, Добро обнищало, в печали;
Зло обещало приключенья, Добро раздобрело от самомненья;
Диа-вол за нами шел, уловлял, как Иегова;
Добро было безвкусным стручком: вылущены бобы, чечевица и манна —
они гневались, когда голодая, мы жаждали пищи, Господь;
они вырвали амулеты из наших рук, нет милости, говорят, в заклинаньях,
но всегда глядят в две стороны боги, давайте древние поищем дороги
ради верных рун и правдивых чар, древние ценности возродим;
не слушайте, если кричат, что наша красота, — Изида, Астарта или Иштар —
шлюхи; ты глядишь назад, с рвением взыскуя древних благ;
а сердце твое, к тому же — это мертвый рак,
они продолжают и твой ритм — дьявола гимн,
стило твое в ржавую сублимацию погружено, как можешь ты вычеркнуть
несмываемые чернила палимпсеста прошлых злоключений?
[3]
Давайте, однако, спасем Скипетр, жезл власти;
он увенчан головкой лилии или бутоном:
се — Кадуцей; умирающим он несет исцеленье;
либо оживляя мертвых, он несет свет живым.
[4]
Есть чары, например, в каждой ракушке морской:
неумолчный морской прибой сокрушить не в силах коралл,
кость, камень, мрамор вытесаны внутри мастером этим,
раковины моря: устрица, двустворчатые, моллюски
сотворил мастер каменщик каменное чудо
и все же сей вялый, аморфный отшельник изнутри, как планета
чувствует конечность, ограничив орбиту
бытия, свой дом, собор, алтарь, храм:
он отпирает порталы в установленные интервалы:
голодом подсказан, открывается приливу, —
но бесконечно ли? нет, ничего чрезмерного:
я ощущаю собственные пределы, захлопываются мои раковины-челюсти,
когда вторгается безграничность, вес океана; бесконечность вод
не может меня расщепить, яйцо в скорлупе; закрыт, завершён, бессмертен
круг, я знаю тягу прилива, знаю, как он баюкает тишь молчаливо,
а также луну; осьминожий мрак
бессилен против ее холодного бессмертья;
так что и я по-своему знаю, что кит не сможет меня переварить —
будь тверда в своей малой, статичной, ограниченной
орбите и акулья пасть внешних обстоятельств
изблюет тебя тогда: будь неудобоварима, неуступчива, тверда
так что, живя внутри себя, ты породишь себя из себя
бескорыстно, — эту бесценную жемчужину.
………………………………………
[41]
Сириус: в чем этой тайны суть?
ты — семя, злак рядом с песком,
заключен в чернозем, в пахотную землю
Сириус: в чем этой тайны суть?
тебя утопили в реке;
весенние ручьи распахивают шлюзы.
Сириус: в чем этой тайны суть?
там где жар ломает и расщепляет пустынь песок
ты — снежный туман, бел, как цветок.