Пропаганда в школе глазами вчерашней ученицы
Война идет уже два года. Она сметает жизни мирных людей, разрушает украинские города, а в России идет в основном в головах — но тоже кровопролитная.
Безжалостно игнорируя закон об образовании, обрастая на ходу новыми пропагандистскими стандартами, война крепко обосновалась в школах.
Все это время мы наблюдали, как учителя берут под козырек, покорно следуя политике власти: креативно внедряют все новые милитаристские акции и превращают школу в настоящий военный полигон.
Изредка до нас доносились мнения несогласных учителей, вынужденных из школы уйти. Некоторые из них уехали из России, большинство остались, многие теперь без работы.
Мы читали советы психологов, как вести себя родителям и что говорить детям.
Но почти совсем не слышали голоса детей.
Можно только догадываться, что чувствуют подростки, родители которых либо открыто поддерживают войну, либо просят «ничего такого» в школе не обсуждать — слишком опасно.
Если о столичных детях что-то было известно — они, возможно, чувствовали себя несколько свободнее (давление в больших городах меньше, поддерживающих семей больше, возможностей получить помощь психологов тоже больше), — то дети, живущие в провинции, выпали из нашего информационного поля вовсе.
Оказалось, что мы совершенно не представляем, что происходит в сельских школах. Что чувствуют дети там, куда не всегда дотягивается интернет, куда не приезжают популяризаторы науки, где участие в федеральных школьных конкурсах и научных проектах ведется скорее для галочки, а культурная жизнь с уходом из России голливудского кино совсем небогата. Точнее, война — вот настоящая культурная жизнь. Даже если бы эти подростки захотели высказаться, сделать это безопасно им было бы негде.
Через год-два эти старшеклассники получат право голосовать, смогут работать и обязаны будут пойти в армию. В некоторых школах администрация, подсуетившись, уже сейчас вешает на классную доску рекламу контрактной службы.
Граница между гражданином, только что ставшим совершеннолетним, и подростком за год до совершеннолетия четко определена днем рождения и законом. Но граница в мировоззрении и позиции совсем размыта и призрачна: человек не становится взрослым по расписанию, некоторые уже в школе умеют и размышлять, и верно оценивать происходящее.
Эти подростки, стоящие в полушаге от взрослой жизни и полноценного участия в жизни страны, для общества абсолютно немы. Однако мнение старшеклассника, который через год-два будет совершеннолетним, должно быть для общества так же важно, как и мнение первокурсника. Игнорировать мнение юных — значит вычеркивать их из общества, стирать ластиком огромный его пласт. По данным Минпросвещения, в 2023 году ЕГЭ должны были сдавать более 700 000 старшеклассников — а сколько еще подростков учатся в колледжах или выпустились из школы после 9-го класса. Сколько этих почти совершеннолетних граждан погружены в военную повестку и в школе, и дома? Сколько из них не согласны с войной? Сколько из них мучительно проживают каждый день этой войны, которая идет и в их мире тоже?
В поезде на соседней полке со мной ехала новенькая студентка, Настя (имя изменено). Она только что окончила школу в Ставропольском крае, поступила в университет, и все школьные воспоминания были очень свежи. Передо мной сидел умный, спокойный, думающий и чувствующий человек, вчерашний школьник, который очень хотел быть услышанным. Что чувствуют сейчас подростки, как они прожили эти два года, что у них болит и как они справляются с этой болью? Как живет школа в условиях военного времени?
В доме поселилась пропаганда
Настя из самой обычной семьи: родители, бабушка, младший брат. Все взрослые поддерживают войну и активно интересуются новостями с фронта. Мама готовит еду под пропаганду, отец ежедневно смотрит новости и видео о войне, бабушка не отрывается от телевизора.
Насте казалось, что война буквально поселилась в доме. Ее приводило в ужас воспитание младшего брата: «веди себя хорошо, ты же военный, военные слушаются приказов», «станешь взрослым, будешь нас защищать, ты же мужчина». Она возмущалась, спорила, но взрослых было не переубедить: малышу дарили танки и военную форму, а ее отправляли учить уроки и держать свое мнение при себе. Они говорили: «вот вырастешь, получишь образование, отработаешь 10 лет — тогда и поговорим». За каждым застольем обязательно обсуждались последние новости, все чувствовали себя военными экспертами.
Поговорить о том, что ее беспокоит, было совершенно не с кем. Все приходилось держать в себе — дни, потом недели, потом месяцы.