Ревёт жена опальная, в правах поражена. Идёт война двуспальная, гражданская война. Помыты кухня, ванная слезами в три ручья. Идёт война диванная, трещит по швам семья. + Будущему малышу, птицам небесным пища? Сижу в уголке, пишу угольком пепелища родного. Роднее нет. Май. Четвёртое мая. В окне кабинета свет: не выключила, убегая. + Все страны, кроме одной. Что же мы так бездомны? Встречаемся, мой родной, около пятой колонны большого театра войны — в Эривани, в Тифлисе, как рыбе зонтик нужны мировой закулисе. + От грохота, скрежета, лязга сжимается матка. Качает пустую коляску. Це хлопчик? Дiвчатко. Поёт колыбельную дочке. Печаль непроглядна. Война. Молока на сорочке расплывающиеся пятна. + Свидетельств — терабайт, как мой народ ушёл в искусственный офсайд. Но засчитали гол и торжествует зло, и стадион орёт. Мне очень повезло успеть на самолёт. + Международный язык — младенческий лепет. Спит у груди призывник Голгофы. Колеблет воздух взрывная волна. Противник не выбит. Путь отрезает война для бегства в Египет. + Не говори: я стреляю мимо. Пуля не дура — летит до конца. Выстрелишь в небо — убьёшь херувима. Выстрелишь в землю — убьёшь мертвеца. Птицу. Крота. Стрекозу. Полёвку. Пуля не дура — найдёт себе цель. Не слушай комбата — бросай винтовку. Послушайся маму — забейся в щель. + Просыпаешься — война. Да какой тут сон, если спальня спалена, если дом сожжён, если город стал золой, пеплом — стар и млад, если не смолкает бой и творится ад. + Левый плачет об одном, правый — о другом. Левый: взорван детский дом. Правый: где мой дом? Не кори слезу, слеза. Колокольный звон, научи мои глаза плакать в унисон. + Спросит внучка, спросит внук: Как ты воевала? Я полку друзей-подруг плакать помогала. Спросит кто-нибудь из них: Как ты победила? Я любимых-дорогих имена твердила. + апофеоз войны сажи золы бурьяна все до одной черны клавиши фортепьяно будем играть на нём размазывая копоть под проливным огнем в чьей-то крови по локоть + трам-там-там трам-там-там маменькин сынок помещён по частям в мусорный мешок мина взрыв мина взрыв из отчёта стёрт Государству — призыв, родине — аборт. + светомаскировка ночи звёздный час прилегла винтовка прикорнул фугас а когда проснутся по команде пли звёзды отвернутся от моей Земли + Дело мое дрянь. Сделана сказка пылью. Плáчу — плачу дань гневу, стыду, бессилью. Силой берут дев, “Мурку” орут орки. Ты близорук, гнев. Слёзы, вы дальнозорки. + Радость передышки краткой, шуточки о женской доле после схватки, перед схваткой в мариупольском роддоме. Сокращайтесь, мышцы матки, время дорого: убийца вожделеет — взятки гладки — кровью с молоком упиться. + Кто в подвале зачах? Кто под землю несёт девочку на сносях, раненную в живот? Кто при свете свечи жизнью должен истечь? Всё, стишок, замолчи. Тут кончается речь. + На фотографии — маленький мальчик, под фотографией — плачущий смайлик. Лёгкая лодочка. Храброе бегство. Зоркость наводчика. Вечное детство. + Допускать правоту Пилата, понимать и прощать Иуду не просите меня, не надо, — не хочу, не могу, не буду, потому что слова-пароли, потому что отзывы-рифмы толерантны до первой крови, до последней непримиримы. + Сколько гробов по плечу женскому человеку? Плачу о мёртвых — плачу пожизненную ипотеку, трачу кап-кап-капитал. Мать утешавший “Жено, не плачь”, не Ты ли сказал, что плачущие блаженны? + Не на митинге, не в неволе, не в убежище, не в бою я беру интервью у боли. Главный жанр сейчас — интервью. Не под бомбами, не в обозе, не на кладбище, не в строю сокрушительные вопросы я самой себе задаю. + Будем под прицелами плясать на колючей провололке над бездной, будем русским языком лизать на морозе занавес железный, будем огороды городить, будем, позабыв попытку-пытку, в сон, как в самоволку, уходить, в прошлое проситься на побывку. + Петь перестал? Писать перестал? Новости колюще-режущи? Просто представь, что концертный зал это бомбоубежище, с передовой не звонит жених, нет писем от сына-беженца. Плачущим пой. Пиши о них. И, может быть, ты утешишься. + Тот, Кто один как перст нёс из последних сил собственной смерти крест, крестика не носил. Плачущую прости. Господи, стыдно мне, что ношу на груди то, что Ты — на спине. + Стала душа могилой, кровавым кошмаром явь. Молю тебя, шестикрылый, — двуглавого обезглавь. На волоске над бездной всё, что люблю, чем живу. Архистратиг небесный, помоги ВСУ. + Догорают купель и купол. Ты не смотришь в глаза беде? Умирающий Мариуполь: Богородица на кресте. Плачут Иоаким и Анна. Сын снимает Её с креста. Между ног — рваная рана. Ты не веришь? Вложи перста. + Говорит (привет И. Б.) сыну мать: Крест пылает — как тебе воскресать? Отвечает: Бог с тобой, аз есмь путь. Мне ведь, мама, не впервой. Как-нибудь. + По мановению войны полутона отменены — полуслова, полудела, полухвала-полухула. Россия бедная моя, прости меня за то, что я не понимаю, хоть убей, как полюбить полулюдей. + Сердце, слезами залей пламя пасхальной свечи. Кровью убитых детей Враг окропил куличи. Ангелы сбиты с пути. В колокол бьёт ПВО. Ныне Воскресший, прости: для радости сердце мертво. + Единственный твой сынок, защитник, помощник, друг, с вокзала придёт без ног, обнимет тебя без рук, наполнит стакан без дна, без глаз оглядит подвал и скажет: была война, и я её проиграл.

В начало номера →