Выдержки из военного дневника отчаявшегося психотерапевта (2023–2024)

«Наша способность ко взаимному уничтожению может сравняться только со способностью исцелять друг друга».             Бессель ван дер Колк

Конец 2023

Я больше не веду дневник. Зачем мне дневник, если все дни похожи один на другой, если война корёжит мою частную жизнь и профессиональную судьбу? Если я пляшу («ха-ха-ха», — почему-то вставляет ставший слишком умным в последние месяцы автокорректор) по указке далекого невменяемого тирана, ударяющего по гражданским; перекраивающего их в военных, совсем другой выпечки людей; срывающего с резьбы новоиспеченных волонтеров; загоняющего людей вроде меня в пресловутое колесо для белки? Теперь я отмечаю месяцы: конец ноября 2022-го, когда к моей совершенно частной инициативе по пересылке диетических продуктов присоединились Ира, Таня и 89-летняя мама Иры, потомственная петербурженка, у которой наконец-то появилась возможность что-то изменить в ходе чудовищной войны; тогда же, по просьбе одной из наших подопечных, мы обзавелись наконец названием, Bowl of Hope (также отзываемся на «Тарелку Надежды»); декабрь, когда отправляли термобелье и «грелки» — hand warmers на передовую; январь 2023-го, когда нашлись родительские организации и в измученном  бомбежками Николаеве, и в только что освобожденном Херсоне, где российские налеты начались сразу после ухода оккупантов, и мы напрямую поддержали аутистов и дэцепэшников и едой, и витаминами; февраль, когда оба проекта присоединились к PPSC под именем "On The Move"... К весне собранные деньги закончились. Это, впрочем, вполне ожидаемо: многие помогающие вскакивали в эту войну на ходу, так запоздавшие пассажиры врываются в отходящую пригородную электричку: «Та-да, мы и сюда успели!» Но прошло полтора года, и часть тех, кто скандировал «Червону калину» на митингах и носил жовто-блакитне, уже вышли — у каждого своя станция, свои причины. А я всё еду. До конечной. К счастью, нас много в этом вагоне. Мы все тут, потому что это у нас личное.

Наша маленькая терапевтическая команда продолжала вести группы поддержки для семей аутистов из прифронтовых городов всю весну, и лето, и осень, но на посылки уже ничего не было. Время не ощущалось совсем: не успела оглянуться, и вот уже следующая встреча. Все-таки была какая-то ценность в ежедневных записях, но что уж горевать по дневнику, если исчезают люди.


В конце декабря пропала одна из героинь моего военного дневника, женщина из оккупированного городка. Писала, как занимается с детьми дома, чтобы не регистрироваться в контролируемой оккупантами школе, просила чего-то для соседских детей («бо діти з епілепсією без таблеток зовсім»), искала ходы для получения необходимых витаминов через Польшу — и вдруг резко замолчала.

Я не сразу осознала, на фоне всего-то остального, что от нее нет ничего. Потом как-то встревожилась. Иррационально. Люблю это слово. Иррационально встревожилась.

Через неделю нарастающих (через день... каждый день... несколько раз на дню...) попыток связаться и стука во все социальные сети откликнулась младшая сестра, догадавшаяся взломать ее фейсбук. Полтора месяца как нет о ней вестей. Их мама тоже не откликается. А сестра что может сделать, она-то в Украине.

Добрые мои знакомые из вывозящих волонтеров сделали одолжение, прошерстив три датабейса, но она, похоже, не выезжала с оккупированной территории. Может быть, ее вывезли на территорию России? Кого только не вывозят — и не спрашивайте, на кой она им могла сдаться. Двести тысяч вывезенных, как сувениры, как трофеи, выкраденных из Украины детей — перед этой цифрой бледнеет все, но не значит же это, что мы не должны искать ставшую «нашей» за месяцы войны Нину. Что нечего даже и пытаться.

Ну ладно тебе, найдется. Ну ладно тебе, пусть хлопочет сестра. Ну ладно тебе, связала же сестру, с кем смогла, и ждите теперь. Что ты реально можешь сделать?

Могу! Я могу рассказать про нее. Ее, заработавшую себе репутацию человека активного и неравнодушного, многократно отказавшуюся от российского паспорта, называвшую оккупантов не иначе как «вороги», с началом оккупации пытавшуюся организовывать помощь больным и старым соседям, уволенную с работы по подозрению в оппозиции к новой власти, — ее обвинили в том, что она навела удар ЗСУ. Оккупанты пришли за ней и за пожилой матерью через день после успешной атаки на некий стратегический объект, находившийся недалеко от ее дома. Отобрали ноутбук, телефоны и забрали их с собой, оставив детей одних.

Из неудаленной переписки предшествующих аресту месяцев:

Май 2023

*…На перше травня було настільки гучно, що мене оглушило, бо я на дворі була з малим

Сентябрь 2023, 9:55 AM*

…Дуже небезпечно, ми такі жахи тут бачимо, що казати страшно. Уламки ворожого ппо калічать місто і людей вбивають. Зсу близько, але коли нас звільнять, ми не знаємо. Це дуже страшно. Останній раз [сын] сильно злякався, це був денний сон і він кинувся. Взагалі з ним складно, але продовжую займатися щоденно.

В місті багато людей, але всі чекають на наші збройні сили. Ті, що евакуювалися, вже повертаються назад…

*В нас сьогодні гучно, літають ворожі літаки... але ЗСУ б'є ворога здалека. Наше містечко зокрема... тут весь час щось відбувається.

10/12/23:*

— Ниночка, що там? Виходять???

— Навпаки, прибувають і прибувають. Зараз що можна вивозять. Закрили лікарню і все звідти вивозять в своєму напрямку. Адже перед війною куплене нове обладнання для діагностичного відділення, то є чим поживитися...