ДОРОЖНЫЙ РАЗГОВОР

Текст публикуется в авторской редакции

— Ну, значит, вместе поедем, — в моём купе устраивался худощавый человек в армейской форме, вначале показавшийся мне совсем мальчиком. Когда поезд тронулся, первый вопрос, который он задал, был «Ну, как вы относитесь к =этому=?»

Дело было в Курске 22 июня 2024 года, и было понятно, что юноша (только потом я заметил, что его коротко подстриженные волосы почти совершенно седые) едет из-под Харькова. Я не привык кривить душой и честно начал отвечать, как отношусь к =этому=, но оказалось, что мой визави хотел лишь выпить за знакомство. Он оказался профессиональным солдатом, фактически наёмником — в том смысле, в котором это слово использует Юрий Аделунг в трилогии об осаждённом городе («Давно уже привык с подругой-аркебузой..».). Как ещё назвать человека, для которого не рутинная армейская служба, но именно участие в боевых действиях, по контракту, является основным занятием не протяжении более двадцати лет? По ходу разговора я ещё вспоминал Леона из известного фильма: хладнокровного убийцу, но с чёткими правилами игры — «не женщин и не детей» — и совершенного ребёнка в том, что оставалось за пределами его работы. Это отрывки из разговора. Проверить детали не представляется возможным, но я старался записывать их, как запомнил. Например, про «Спарту-300» – не смог найти, чтобы так называли именно батальон, остававшийся в Херсоне (за эту войну кого только спартанцами не называли, с обеих сторон). У меня не создалось впечатления, что собеседник намеренно меня обманывал, но этот текст – не о военных секретах, а о том, что внутри тех, кто возвращается с этой войны.

Ехали мы вместе 12 часов.

— Я, когда заключил контракт, думал, что буду воевать в Сирии. Потом сказали, что, вроде, в Африке. Ну, в Африке так в Африке. Но оказался я на Украине. Нам говорили всякое про украинцев, а оказалось — люди как люди. Это сейчас говорят, что нам тогда до Киева пятнадцать километров оставалось. Нет, конечно. Но, когда мы заходили, мы шли спокойно, будто никто нас и не думал встречать. А вот когда отступать стали, тогда они по нам так славно ударили... Так нас разносили, были батальоны, от которых человек двадцать только оставалось. От батальона! Это сейчас мы воевать научились, а в начале были огромные потери. Да и сейчас, каждую одну-две недели, в одном только нашем батальоне и 300-е стабильно, и 200-е. Знаете ведь, что это такое? <...> Вы меня простите, что я матом, привык уже.

— Нет, я не хочу туда возвращаться. Меня пробовали не отпустить, но они не имеют права. Мне командир сказал: Батыр, я тебя под трибунал отдам. А я ему говорю – нет, это я раньше в прокуратуру пойду. Замолчал... У меня ведь пятеро детей. Я на «передке», жена звонит. Бросай, говорит, эту работу. А я ей говорю, ну, деньги-то ты получаешь?

Гуляет там с подругами.

Да и ты, говорит,  в компании же. Да, говорю, вот, в компании — с противником. Мы тут, а они напротив, в таких же окопах.

Дочь кричит в трубку: папа, ты когда домой вернёшься? Да вот, говорю, пока не могу, работаю.  Возвращайся, говорит, домой, хватит работать!

И младшая, слышу, кричит в трубку: «Па-па, па-па!..» Ей полтора года. Когда мобилизацию объявили, я ведь уже дома был. Жена спрашивает, что, пойдёшь?  Я говорю – придётся, куда я денусь?.. Нам отпуск дают – один месяц в год. Я его на две части разбиваю, по две недели. Как приеду, сразу на рыбалку. Жена ругает, а я ведь всё равно вечером возвращаюсь. Ну что, если бы я днём по дому шатался?.. Были в Бурятии? Вы когда приедете, вы на Большое море не поезжайте, вы сразу на Ольхон. Вот это самое клёвое место!..

– В Припяти стояли, бабушка приходит к нашим солдатам: «Ребятки, милые, угощайтесь!.. Вот пирожки, вот водочка!..»  Кто поел пирожков — один только выжил, остальные не выжили...

– Мобилизованным, им ведь стабильно платят. Каждый месяц – двести тысяч, и неважно, на «передке» ты или в тылу. Мне тоже первое время хорошо платили. Потом меньше стало, но каждый месяц деньги приходили. А прошлый месяц — не пришли, этот — не пришли. Когда приеду, уже третий месяц будет. Я звоню в часть, там лейтенант: вот, тебе надо тут и тут расписаться.  Я ему кричу: ты хоть понимаешь, где я нахожусь?

Нет, не понимает. Вот она такая, наша армия. Нет, дорогу не оплачивают, сам купил билет, сам поехал. Я привык самолётом, но если сейчас в Курске самолёт взлетит, его тут же «шлёпнут». Приходится поездом. Я ведь благодаря этой войне попутешествовал – когда бы я ещё в Курске побывал? А в Москве?..

– Пока мобилизованные к нам не пришли, я ведь самым старым, как правило, был. Сорок три года... А тут пришли — кому по пятьдесят, а кому и по шестьдесят лет, такие старики. Тяжело с ними было. А ещё лейтенанты эти пришли, молодые. Один что-то пытался мне сказать, а я ему – так-то и так-то. Что,  говорит, ты воевал, что ли?

А я первый раз в 2002 году, в Чечне, потом в 2004-м, потом... Вот ещё над срочниками издеваются. А я говорю, да что же вы делаете? Зачем вам это надо? Вы что, сами срочную не служили?

– Мы – Восток. А западные – не люблю я их. Вы только не обижайтесь, мы называем их «зечками». Мы ведь два месяца за Изюм воевали, а они пришли – и за две недели всё отдали. И зачем мы там столько ребят положили? Они ведь уходили – у гражданских, уже на нашей территории, брали автомобили. Автомат направляли – и забирали. Разве так можно? Этот Шойгу, <...>, этот Герасимов, <...>. Простите, что я матом.

– Мы когда из Херсона уходили, нам, нашему батальону, было приказано стоять до последнего, прикрывать отход. А командир сказал – да <...> их, уходим!.. Мы последние переходили по плотине. На нашей стороне удивились — откуда вы, мы думали, все давно вышли уже?

Нас называли «Триста спартанцев», «Спарта триста», это про нас, если услышите где...

– Успел за пивом сбегать. Вот, угощайтесь. И «косичку» берите. Чеченцы, они всегда к пиву «косичку» берут… Я, правда, больше по водочке.

– Мы с (таким-то, русский) задание выполнили, медали должны были получить. Командир представление отослал в штаб, (такому-то) дали медаль, а мне – нет. Я спрашиваю, как так? Ведь если бы представление затерялось, оба бы не получили, там две фамилии было в листе. Нет, мне «железка» не нужна, медаль даёт прибавку к зарплате, каждый месяц... А я должен был получить и Суворова, и Жукова, и ... Почему не получил? Вот такая она, наша армия. И ещё за ранение. Первый раз меня осколками ранило, вот, в живот, видите? Две недели был в больнице, оттуда снова на фронт отправили. Врач говорит, ничего тебе не положено, лёгкое ранение. А какое оно лёгкое, когда кишки видны, чуть не выпали? Второй раз была контузия, из уха у меня кровь текла. Кожу у меня на заднице отрезали, сюда, в ухо, пришили. Через две недели опять на фронт. Снова, говорят, лёгкое, ничего тебе не положено. А тяжёлое у них, это если ногу или руку оторвёт… Такая вот у нас армия.