Роберт Грейвз (1895–1985)

Предисловие и перевод с английского Яна Пробштейна

Роберт фон Ранке Грейвз, выдающийся английский поэт и писатель, сына поэта Альфреда Персиваля Грейвза, участника Ирландского возрождения, и Амалии фон Ранке, племянницы известного немецкого историка Леопольда фон Ранке, прожил долгую и плодотворную жизнь. Грейвз — автор 140 книг, в том числе таких знаменитых, как «Белая богиня», «Я, Клавдий» и «Клавдий — бог», «Золотое Руно», «Граф Велизарий» (о византийском полководце), «Мифы древней Греции», «Дочь Гомера», «Иудейские мифы. Книга Бытия» и других. Грейвз — переводчик труда Светония «Двенадцать цезарей» и книги Апулея «Золотой осел»; он переводил и с древнегреческого, в частности «Илиаду» Гомера. Хотя в 1916 г. после битвы при Сомме, где он был тяжело ранен осколком снаряда в плечо и легкое, в газете «Таймс» был опубликован некролог, капитан Роберт Грейвз выжил (чему посвящено стихотворение «Спасение»). И, хотя в дальнейшем Роберт Грейвз свои военные стихи в собрания сочинений не включал, он внесен в список 16 поэтов Великой войны. С 1961 по 1966 гг. Грейвз был профессором поэзии в Оксфорде — на эту должность не назначают, кандидата выбирают члены факультета. В 1971 году ему было присвоено звание почетного профессора колледжа Сент-Джонс Оксфордского университета. Почти полжизни Грейвз прожил на Мальорке, где и умер в 1985 году. Он похоронен на горе в деревушке Дейя возле святилища Белой Богини.

Разгневанный Самсон

Они, что, слепы, князья Газы В башне, ввысь вознесённой, Объявив бессильным Прикованного Самсона?

О квёлые филистимляне, изумлённо Смотрите, как лисицы С объятыми огнём хвостами Несутся по вашим полям пшеницы.

Наотмашь — челюстью осла, роятся пчёлы В шкуре дохлого льва, свысока Обрушатся крепкие Газы колонны От моего рывка.

Angry Samson

Are they blind, the lords of Gaza In their strong towers, Who declare Samson pillow-smothered And stripped of his powers?

O stolid Philistines, Stare now in amaze At my foxes running in your cornfields With their tails ablaze,

At swung jaw-bone, at bees swarming In the stark lion’s hide, At these, the gates of well-walled Gaza A-clank to my stride.

Прохладная сеть

Как жарко, — глупо дети говорят, Как жарок летней розы аромат, Ужасна ночью в небе чёрном течь, Ужасен барабан и марш солдат.

Нам речь дана, чтоб гнев умерить дня. Жестокий розы аромат умерит речь. Заклятием развеем тьму и ночь, Закляв, солдат и страх прогоним прочь.

Прохладной сетью нас оплел язык, От радости и страха нас храня. Позеленев как море, мы умрём, Многоречиво горечь изольём.

Но коль позволим самообладанье Утратить языку перед концом, Объятья вод, тогда в наш смертный час Не светоч детских дней вольётся в нас, Но роза, барабан и неба мрак Сведут с ума нас и мы сгинем так.

The Cool Web

Children are dumb to say how hot the day is, How hot the scent is of the summer rose, How dreadful the black wastes of evening sky, How dreadful the tall soldiers drumming by.

But we have speech, to chill the angry day, And speech, to dull the rose’s cruel scent. We spell away the overhanging night, We spell away the soldiers and the fright.

There’s a cool web of language winds us in, Retreat from too much joy or too much fear: We grow sea-green at last and coldly die In brininess and volubility.

But if we let our tongues lose self-possession, Throwing off language and its watery clasp Before our death, instead of when death comes, Facing the wide glare of the children’s day, Facing the rose, the dark sky and the drums, We shall go mad no doubt and die that way.

6 августа 1916. — Офицер, до этого числившийся умершим от ран, теперь числится раненым: Грейвз, капитан Р., Королевские уэльские фузилёры (стрелки).

Спасение

…но дольше часа я был мертв теперь. Очнулся, миновав уже ту дверь, Что Цербер охранял, и на пути Был к Лете указатель впереди На греческом; подземный небосклон Был новыми звездáми озарён Меж Розой пышной, Клеткой и Крестом —

Стрела с шипами, оперенная хвостом.
Проникли в ноздри мне пары забвенья. Богиня Прозерпина без сомненья Увидела, склонившись надо мной, Что жив. Поколдовав над головой Во имя Хенны, будь благословенна, Великая богиня несомненно, Отправила домой. Зашлось дыханье И колотилось сердце: клокотанье И злобный рёв я слышал за спиной: Рой полицейских-призраков за мной, Героев, демонов. «Нельзя мне умереть! Жизнь! жизнь! Черт побери меня, коль впредь Я жизнь отдам хоть за кого-нибудь…»

Но Цербер, скалясь, преграждает путь, Тот, с головами рыси, льва, свиньи. За револьвер схватился — нет: мои Гранаты, нож украли, — за спиной Бросает камни разъяренный рой. Лепешки даже нет медовой. Стоп! Хороший песик, Цербер, что б Придумать. Вдруг пришла идея: Я вспомнил, перед отпуском, шалея, Купил я морфий. И армейские галеты Намазав джемом, сунул в пасти это;

Таится в сладком угощенье сон, Всё сгрыз и проглотил, и рухнул он, Всесильный мак: зверь, захрапев, заснул, Загородив проход — но проскользнул Я все же мимо рыже-бурой туши Чудовища, что охраняет души. Преграды нет. О Жизнь! О Солнце! Свет!