«если враг не сдаётся — он, значит, внутри»

матрёнин двор, вишнёвый сад, любимый ёшкин кот, и я там жил сто лет назад, когда в сто первый год ракетой сад снесло и двор, и ёшкин кот погиб — я там убит с тех давних пор, где брату брат — враги

взята ли хива? лет на сто разруха впереди — столетняя война про то: убей и навреди! куда ни бросишь взгляд, вокруг империя руин — народ лишился ног и рук, и в этом он един

не счесть гробов в победе той, и пораженье — друг! одной повязаны бедой, но кровь не сходит с рук: самим войти в кромешный ад и там занять места — где взорван двор, где выжжен сад и ждут сто лет кота

доедаем осенние яблоки в феврале, привечаем весну, лейтенант по фамилии зябликов в это время идёт на войну

а другой, тоже с птичьей фамилией, петухов — из окопа торчит: лоб покрылся по-зимнему инеем, рот, с полудня раскрытый, молчит

воробьёв с гор столичных спланировал, крылышкуя, в густой чернозём — перед смертью шептал, как планировал: «повторим! до берлина дойдём!»

как в шелках, в кумаче лётчик лебедев, соловьёв, всё ещё не седой, крыши сносят, а между молебнами ходят ссать, но святою водой

птицы счастья, врагам неизвестного, трясогузкин, бакланов, грачёв, всё бабье перепортили местное, мужикам дав понять, что почём

в журавлей превратились кукушкины, в голубиный помёт снегирёв, скопом все — в мясо смрадное пушкино, в русский мир, в русский миф, в русский блёв

чайкин с гусевым тоже до стаи, и дятлов в бой сам идёт стариком: как пернатые эти достали мир! с кораблём бы их шли бы пешком

синий чижик удачи заоблачной, индюков приодет в триколор, даже ласточкин — чудище обло, даже уткин — и жулик, и вор

сэр хичкок весь в гробу кувыркается (как накаркал его кинофильм!)… и за птиц на седьмом небе кается шестикрылый ручной серафим

вот когда приведут, и когда уведут, и когда позже к стенке поставят — утешайся, что это неправедный суд и всё мерзко в их лживом уставе: верь — их ждёт не инфаркт, так инсульт

время гласных согласных — всё крепче броня, всё сильней под окном вой сирены… нас на завтрак схарчат — и тебя, и меня, с аппетитом, конечно, отменным, ведь никто его не отменял

время кислой капусты, гнилых новостей, прочесноченных ломтиков бреда, низкой жирности фарша внутри мититей — в самый раз каннибалам к обеду, на десерт пьющим мозг из костей

словно ты за парадно накрытым столом оказался в компании ушлой, где в столовых приборах — и вилы, и лом, а на первое — мясо для пушек да проклятье лежит на втором

не надейся, что чаша минует сия и прожить доведётся украдкой: ты и кто тебя съест — это как бы семья в рамках нового правопорядка с первых чисел внутри феврабря

все погибшие в городе — утром идут на работу, по привычке кто в сад, а кто в школу отводят детей, вызывая в развалинах школ недоверия вотум и в руинах домов неприятие призрачных стен

смерть привычно течёт в этом городе по расписанью, то впадая в каспийское море, то в крымский салгир: наперёд здесь всё знают не хуже пророка исайи и уверены в том, что им люди теперь не враги

также контур трамвая уходит маршрутом знакомым, подбирая своих пассажиров, входящих в туман: против масла, разлитого аннушкой, нету приёма — из пробитого черепа горе течёт от ума

на конечной корячатся в коме убитые птицы, и в газете ньюсмейкером скользкая тема с утра, что какого-то чёрта покойникам ночью не спится, но при этом, подобно живым, днём их мучает страх

с той воскресной внезапной бомбёжки почти уже год нам было не до пространства, и не до врагов и друзей: и всё та же стоит во дворе, не меняясь, погода — мы выходим с сестрой со двора в день воскресный в музей…

такое время на дворе теперь: смерть каждый выбирает по размеру! чем спиться либо сгинуть в дтп — иди на фронт и погибай за веру

с волками жить — в домах по-волчьи выть, по улицам бродить привычно строем: нам не хватало действий боевых, чтоб уходить из жизни, как герои

смерть на миру красна, и на юру — покойники живым идут на смену: я весь, как говорится, не умру, трудясь под «похоронный марш» шопена

в тылу победу сутками куём, чтоб враг в своей загнулся преисподней: за нас решили сверху — мы умрём, а повезёт, то все умрём сегодня

ждёт армию заслуженный успех, чему в генштабе тихо будут рады, — вот только пуль хватило бы на всех иль по-геройски разнесло б снарядом

быть должен каждый на своём посту, покуда выстрел не пробьёт навылет: доходы населения растут — всё чаще поступают «гробовые»

здесь всякий счастлив, ибо не подвёл свою страну, всё сделав честь по чести — нечеловек для человека волк, он и подохнет с дикой стаей вместе

январь! сойти с ума по трапу к друзьям, где бог тебя б хранил, достать привычно рифму «граппу», достать врагов, достать чернил

как праздничный наряд сельджука, пестреет жизнь! ядрёна мать едва подумает: «рожу-ка!», — готов ты роды принимать

ковид закончился, а ковид уже на старте: в новый год войдёшь — опять средневековье, сердца глаголом жжёт народ

сжигает города и веси, уходит по уши в бои, пока чужих не перемесит, пока не перебьёт своих

закончится война, но мира, скорей всего, веками ждать — как вышедшим живым из тира свежопредание предать

трещит земля по швам, похожа на маскировочный халат, за годы местом, вместе с кожей, для шрамов ставшим и заплат