Месяц назад в Тель-Авиве мы с детьми зашли в какую-то едальню — очень надо было в уборную. Вы куда, остановил нас человек за стойкой, нельзя, только если вы сделаете заказ. И меня сорвало с катушек, я обложил его чем мог, только что с кулаками не бросился. Нельзя, кричал я, нельзя так с людьми, ты же человек, сука, ты же человек!
Весной друзья друзей пустили нас с сыном в свою свободную тбилисскую квартиру, мы жили там месяц совершенно бесплатно. Была у нас соседка, глухая абхазская бабушка, она пела по ночам, будто колдовала. Мы почти не общались, она просто не реагировала из-за глухоты. Как-то Саша постирал вещи и повесил сушиться на галерее. Там была его любимая клетчатая рубашка — порванная внизу и пуговиц у нее не хватает. А утром Саша обнаружил, что рубашка аккуратно заштопана и новые пуговицы пришиты. Глухая абхазская бабушка ничего не сказала, просто увидела, зашила и повесила обратно — и опять ничего не сказала. Мы постучались к ней, принесли черешню, благодарили, она даже включила слуховой аппарат, но все равно не поняла, за что тут благодарить-то. Все эти месяцы я вспоминаю об этом — и становится легче.
Если что, я не про национальные особенности; и то и другое — везде.
Год, когда война, — это когда каждый день и прямо сейчас бомбы и убийства, изнасилованные, униженные, потерявшие все и всех люди, уничтоженные города, миллионы беженцев, разрушенные жизни, трагедии, травмы, разлуки надолго и навсегда.
Я не знаю, что сказать. Надо помогать тем, кто воюет с Путиным и всем его адом, надо помогать беженцам, надо помогать политзаключенным в России, надо помогать всем, кому плохо, кто рядом и далеко, друг другу, объединяться так, а не по паспортам, религиям, гражданствам и другим бесконечным заменам человека.
За этот год я не прочитал ни одной книги, я не могу жить в другом мире, только иногда я читал Пеппи Длинныйчулок и «Москву — Петушки». Там есть то же, что и в той абхазской бабушке, — сочувствие.
Столько слов сказано, столько истин, столько разговоров о справедливости, об ответственности и вине. И люди, и нелюди говорят одно и то же. И все слова пустые. Без сочувствия все становится злом. Но ведь оно нам дано, сочувствие, это главное чудо и спасение. Надо трудиться и делать все, чтобы его не заслоняло остальное. Никакие заповеди и заветы, никакие правила и законы не имеют смысла без него. Вздох и слеза, как написал Веничка, перевесят на тех весах умысел и расчет.